Сумерки опускались на землю.

«Пек, не улетай, — беззвучно кричал долинец. — Помоги нам!»

— Вил…

Он резко повернул голову. Странными, кроваво-красными глазами Амбель смотрела прямо на него. Ее рука нашла руку Вила.

— Все хорошо… Амбель, — выдавил он, глотая слюну, чтобы смочить пересохшее горло. — Мы… выбрались оттуда.

— Вил, послушай меня, — прошептала Амбель. Теперь ее слова были четкими, неторопливыми.

Вил попытался было ответить, но пальцы эльфийки легли на его губы, она медленно покачала головой:

— Нет, послушай меня. Не говори ничего. Просто слушай. Я была не права. Я ошибалась в Элькрис. Она вовсе не пыталась меня использовать, она не обманывала меня. А страх… он пришел сам собой. Потому что я не могла понять, что она делает. Она пыталась объяснить мне, Вил, почему она избрала меня и почему так выделяла из всех. Видишь ли, она знала, что это именно я. Она знала. Ее время прошло, и она понимала… — Амбель остановилась, кусая губы, чтобы справиться с обуревавшими ее чувствами. Слезы потекли по ее щекам.

— Амбель, — начал было Вил, но она снова покачала головой:

— Слушай меня. Там я сделала свой выбор. Он только мой, и никто, кроме меня, за него не в ответе. Ты понимаешь? Никто. Я выбрала то, что должна была выбрать. Я сделала это по многим причинам, которые я не могу… — Она запнулась. — Из-за Избранников, Вил. Из-за Криспина, Дильфа и других Эльфийских Охотников. Из-за солдат в Беличьем лесу. Из-за бедного малыша Виспа. Они все погибли, Вил, они мертвы, и я не могу позволить, чтобы все это было напрасно. И теперь ты и я должны… забыть, что мы… — Она не нашла нужных слов и разрыдалась. — Вил, ты мне нужен, как ты мне нужен…

Страх охватил долинца. Он теряет ее. Вил чувствовал, что теряет. Изо всех сил он пытался сбросить с себя оцепенение, сковывающее его.

Потом Эретрия окликнула их, голос ее звенел от волнения. Девушка указывала рукой куда-то в небо. Вил и Амбель повернулись туда. Далеко на западе сквозь дымку рассеянного, тускнеющего солнечного света огромная золотая птица неслась вниз, к склону горы.

— Пек! — тихо вскрикнул Вил. — Пек! — Амбель обняла его и крепко прижала к себе.

Потом его куда-то несли, сквозь туман полусна Вил слышал голос Пека:

— Именно дым из этой горящей башни, Вил. Мы с Генвен весь день кружили над Дебрями. Я знал, что вы где-то там, внизу. Я это знал. День почти прошел, я должен был возвращаться во Взмах Крыла, но я не мог улететь. Я знал, что еще понадоблюсь принцессе. Вил, она такая бледная.

Потом Вил почувствовал, что его посадили на Генвен, тонкие руки Эретрии привязали его ремнями к птичьей спине.

— Амбель… — прошептал он.

— Она здесь, Целитель, — тихо ответила Эретрия. — Теперь мы все спасены.

Услышав это, Вил позволил себе расслабиться — он медленно уносился в беспамятство, сгущающееся вокруг, как ночь.

— Эльфин? — позвал его тихий голос. Вил открыл глаза — внизу стоял Хебел и смотрел на него.

— До свидания, эльфин. Дальше я не пойду с тобой. Этот дикий край — мой дом. Теперь я обошел его целиком. Все, как я хотел. И Шлынд. Он, похоже, поправится. Эта черненькая помогла мне закрепить лапу, и он, как пить дать, скоро выздоровеет. Он крепкий пес — мой Шлынд. — Старик придвинулся ближе. — Ты и эльфийка — я желаю вам счастья.

Вил тяжело сглотнул.

— Мы… тебе очень обязаны, Хебел.

— Мне? — Старик добродушно рассмеялся. — Не мне. И никому. А теперь — удачи тебе.

Он отошел в сторону и пропал. Потом появилась Амбель — она съежилась впереди на спине у Генвен; сам Пек сел сзади, быстро проверив поводья и упряжь. Потом мальчик издал какой-то странный клич — Генвен медленно взлетела, ее золотистые гигантские крылья распростерлись над черной ямой Лощин. Она поднималась все выше в небо, темные леса Диких Дебрей падали вниз. Далеко впереди показалась стена Скалистого Отрога.

Вил крепко прижался к Амбель. Через мгновение он заснул.

ГЛАВА 50

Ночь окутала Арборлон. Пройдя по пустынным, спящим Садам Жизни, Алланон с серебристым посохом в руках поднялся на вершину холма, где стояла Элькрис; маг поплотнее запахнул черный плащ, спасаясь от ночного холода. Он пришел, чтобы побыть с ней, пришел успокоить ее. Это последние ее часы; очень скоро она освободится от бремени, которое несла столько лет.

Маг на мгновение остановился, глядя на дерево. Странное ощущение испытал бы тот, кто увидел их сейчас, внезапно подумал Алланон: друид и Элькрис, застывшие черные силуэты на фоне освещенного луной летнего неба; человек, стоящий в молчании перед засохшим, бесплодным деревом; лицо человека — бесстрастная маска, скрывающая обуявшие его чувства. Но сейчас их никто не увидит, никто не придет сюда. Так решил Алланон: эту ночь они с Элькрис проведут вдвоем, никто, кроме него, не будет свидетелем ее смерти.

Маг ступил вперед, ее имя шелестело в его сознании: «Элькрис». Ветви дерева, испуганные и настойчивые, медленно опустились на плечи друиду, он тут же ответил ей — хотел успокоить. «Не надо отчаиваться, — повторял Алланон. — В тот самый памятный день, когда эльфы сражались за Арборлон, когда битва была наиболее яростной, в полдень случилось что-то дающее нам надежду. Далеко на юге, в темных лесах дикого края, куда ушла последняя из Избранников, ее хранитель вызвал к жизни магическую силу эльфинитов. И я добрался до него и прикоснулся к его мыслям — быстро, лишь на мгновение, чтобы Дагдамор не успел его выследить. Но и мгновения было достаточно. Высокочтимая госпожа, они нашли Источник Огненной Крови! Возрождение вот-вот наступит!»

Друид ждал. Но Элькрис ничего не отвечала. Ослабевшее дерево или не слышало мага, или уже не понимало. И все же чувства еще не умерли в ней, она сознавала его присутствие, понял друид, но сознавала лишь то, что в свои последние минуты она не осталась одна.

На него нахлынула печаль. Он пришел слишком поздно.

Маг затих, ничего сделать он не мог — только остаться с ней до конца. Время тянулось мучительно медленно. Иногда ее беспорядочные мысли добирались до сознания Алланона, сверкая, как мимолетные цветные вспышки, — образы того, что было, и грезы о том, что будет. Друид терпеливо принимал эти образы-мысли и отвечал: он здесь, он ее слушает, он ее слышит. Вместе с ней он примерял покровы смерти, что тщетно пыталась сбросить с себя Элькрис. Они касались друида, и он чувствовал холод этих прикосновений — слишком выразительно говорили они, что и сам он смертен. «Все пройдет дорогой, которой сейчас идет Элькрис, — так шептали они. — Всё и все. Даже друид».

На мгновение мысли Алланона обратились к его собственной смерти. Он смог продлить свою жизнь — она во много раз уже превышала пределы жизни обычного человека, — но ведь и он когда-то умрет. Как и Элькрис, он последний в своем роду. Друидов больше нет, никто не придет за ним следом. Когда он умрет, кто станет хранить тайное знание, передаваемое из поколения в поколение еще со времен Первого Совета друидов в Параноре? Кто тогда будет владеть магией, которой теперь повелевает только он? Кто станет хранителем родов?

«Может быть, — внезапно подумал он, — еще удастся найти такого хранителя?»

Ночь подходила к концу, бледный проблеск рассвета прорвался сквозь тьму восточного неба. Жизнь зашевелилась в безбрежных лесах Западной Земли. Внезапно Алланон почувствовал, что в прикосновении Элькрис что-то изменилось. Он терял ее. Маг не отрываясь, напряженно смотрел на дерево, руки его сжимали серебряный посох, словно это могло удержать жизнь, которая неумолимо покидала ее. Образы стали реже, сияние разлилось по утреннему небу. Боль, что все время держала его в напряжении, слегка поутихла; ее сменила какая-то странная отрешенность. Над восточным горизонтом показался краешек солнца, ночные звезды поблекли и растворились.

Вдруг образы исчезли. Друид напрягся. Посох в руках стал холодным. Все кончено.

562

Он осторожно положил посох под дерево. Потом повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь из Садов.